Наши люди на кубе

О себе

Меня зовут Федотов Александр Федотович. Раньше чувашам давали фамилию по имени отца. Родился я 28 декабря 1937 года в чувашской семье в деревне Верхняя Шорсирма Красноармейского (ныне Цивильского) района Чувашской АССР. Мать – Степанова Федора Родионовна, колхозница. Отец – Степанов Федот Степанович – механизатор, участник Великой Отечественной войны. В семье было пятеро детей – две сестры и три брата.

В школу я пошел в 1944 году. В классе было 38 учеников. Самый памятный день – 9 мая 1945 года. Утром всех учеников построили на улице, и военрук Титов объявил о Победе. Нам так хотелось побежать домой и порадовать родителей, но мы ходили строем и пели «Утро красит нежным цветом…».

В 1948 году я перешел в Богатыревскую семилетнюю школу. Затем, в 1951 году, для поступления в Визикасинскую среднюю школу нам устроили экзамены по русскому языку и математике, потому что желающих учиться оказалось очень много. Отобрали по 36 учеников в четыре класса, и мы учились в две смены. Ходили в школу за 8 километров через поля, луга и лес.

В 1954 году я окончил школу. Осенью поехал в Горький и поступил в техническое училище №1 по специальности слесарь-механик при авиационном заводе, почтовый ящик 200 (завод имени Орджоникидзе, ныне ООО «Сокол»). Окончил училище в 1956 году. Меня направили на авиационный завод, где я проработал три года до призыва в армию.

Служба в Советском Союзе

В ряды Советских Вооруженных сил я был призван 16 сентября 1959 года Сормовским военкоматом города Горького. Служба началась в учебном батальоне в/ч 40579, недалеко от города Раменское Московской области. Все мы, 25 призывников, имели гражданские специальности, закончили техникум, училище или несколько курсов вуза. Командир учебной роты майор Разуваев построил нас и спросил: «Кем хотите служить в армии?». Мы пожелали стать водителями, но наш взвод часто привлекали к хозяйственным работам и ремонту техники. Прошли шестимесячные курсы, сдали экзамены и получили права водителя третьего класса. В мае 1960 года нас перевели в основную воинскую часть 40579, которая располагалась на Октябрьском Поле в Москве. Командиром части был полковник Чечель, начальником штаба – подполковник Борсук (ударение на первый слог), замполитом — подполковник Бесков, а секретарем парторганизации – майор, Герой Советского Союза, бывший партизан Василий Кузьмич Клюев.

По рассказам старослужащих, в том числе офицеров, я служил в отдельном 131 полку связи, созданном генералом авиации Василием Сталиным. Там в свое время базировались спортсмены (футболисты, хоккеисты и т.д.). Майор Суханов, заместитель командира по физподготовке, рассказывал нам, что занимался велогонкой. И они выиграли велогонку Вооруженных Сил. Прибыл Василий Сталин. Каждый ему представлялся. Когда Василий Сталин услышал: «Рядовой Суханов!», то сразу поправил: «С сегодняшнего дня — лейтенант Суханов!».

В феврале 1961 года к нам прибыл новый взвод. Мы их называли «льготниками», потому что они занимались отдельно, к работам, дежурствам и караулам не привлекались. Одеты были для северных районов и имели одежду для южных районов. В марте они уехали и вернулись в апреле — веселые, с хорошим настроением. Из разговоров мы поняли, что они были связаны с космонавтикой.

В мае нашу воинскую часть перевели в другое место. Оно оказалось просто чудесным! В лесу, на берегу Оки, километрах в 10-15 от города Серпухов Московской области. В свободное время мы купались, ловили рыбу. С разрешения командира можно было сходить за грибами. Зимой 1962 года катались на лыжах, ждали лета, а к осени — приказа министра обороны об увольнении в запас.

Командировка

Мы, старослужащие, отмечали каждый новый день в календаре. Многие собирались поступать в вузы. Я написал в Горьковский политехнический институт, и мне прислали условия приема. Но тут меня вызвал начальник штаба (в/ч 40579) майор Чемазоков Борис Беталович. Сообщил, что меня переводят в другую воинскую часть 22681. Она располагалась там же, на территории основной. Я познакомился с будущим командиром нашего батальона — подполковником Ушаковым Алексеем Никитичем из Кубинки Московской области.

Он назначил меня писарем штаба. Это произошло в июне 1962 года. И сразу начался отбор военнослужащих в батальон. В течение месяца-полутора к нам прибывали новые кадры. Если кто-то не проходил по анкетным данным, то он отправлялся назад. Батальон сформировали, в основном, солдатами-старослужащими. Из союзных республик никого не брали. Хотя я — чуваш по национальности, меня взяли в виде исключения. Отбирали преимущественно из Европейской части РСФСР. В этом процессе важную роль играл старший лейтенант Василий Васильевич (фамилию не помню) – особист. На вопрос: «Куда нас готовят?» нам отвечали: «В командировку на месяц-два-три».

Вскоре выдали новое обмундирование: шинели, сапоги и прочее. Причем, в двух экземплярах: один комплект для южных районов, второй – для средней полосы.
В середине июля 1962 года на железнодорожной станции Серпухов нас погрузили в товарняки вместе с техникой. И мы отправились на запад. В Смоленске впервые услышали, как дети кричат: «Едут кубинцы!».

По прибытию в Калининград нас перевезли в пограничную зону. Несколько дней шла погрузка техники на судно. В то же время привезли гражданскую одежду: туфли, фуражки, плащи, рубашки с длинными рукавами. Потом портные подогнали ее каждому по росту и размеру. Всю одежду мы упаковали в рюкзаки.

Пока шла погрузка, мы жили в казармах крепости Пиллау.
Вот как об этом говорится в песне, которую придумали наши солдаты:

Год служили, отслужили и третий,

Старички все собрались уже домой.

Неожиданно приходит тут приказ,

Отменяют ДМБ на этот раз.

Затолкали нас в вагоны для скота

И погнали нас неведомо куда.

Вдруг мы видим, вдруг мы видим — Боже мой!

За окном уже шумит морской прибой.

Сняли робы, натянули пиджаки,

Туфли-лодочки, китайские ремни.

Затолкали в вещмешки мы кирзачи.

Нам сказали, ты – «турист» везде кричи.

Морской переход

С 3 на 4 августа 1962 года мы погрузились на сухогруз «Бердянск» водоизмещением 30 тонн. Всё это происходило в закрытом городе Балтийске. В трюмах сухогруза были сделаны многоярусные нары, и все спали навалом. Утром поступила команда переодеться в гражданскую форму.

На палубу выпускали по очереди, по своим надобностям, чтобы не допустить скопления народа.

Мы прошли Северное море и пролив Ла-Манш, а на выходе в Атлантику нас собрали на палубе и объявили, что сухогруз держит курс на Гавану. Морской переход занял 16 суток. Нам сообщили, что «Бердянск» — шестой, а до него на Кубу уже отправили пять кораблей.
Ушаков оказался человеком хозяйственным и подготовился к морскому переходу тщательно: с собой мы везли двухъярусные железные кровати. Их хотели отобрать, но командир заявил: «Мои солдаты будут спать на кроватях». В итоге, в запасе оказалось еще около двадцати кроватей, но и их Ушаков сохранил для командированных.
Вместе с нами на «Бердянске» шла эскадрилья Шибанова. У них в составе имелись повара-женщины. Почти все они слегли от морской качки, поэтому военнослужащие Шибанова кормились на полевой кухне Ушакова. Из-за качки к работам на полевой кухне привлекали и сержантский состав. У Ушакова в батальоне не было гражданских. Всего нас насчитывалось 495 человек: 28 — первогодки, остальные – «старики».
Первую часть пути нам разрешили находиться на палубе. А за четверо суток до прибытия на остров запретили. И уже на следующий день нас встретили американские и шведские корабли, стараясь перекрыть путь. Вдобавок над нами летали американские военные самолеты. Но «Бердянск» упрямо шел вперед, и чужие корабли уступали дорогу, следуя параллельным курсом. Видимо, чувствовали, что русские не поддаются их авантюре.
Вечером 18 августа мы подошли к Гаване и встали на рейд. Город и набережная ярко освещались, а мы простояли до утра. Утром на борт поднялся лоцман, и нас потащили в соседний порт под разгрузку.

На палубе «Бердянска» находилось огромное строение из досок. Ночью в порту его разобрали. Там оказался торпедный или ракетный катер. Его спустили на воду, и катер на большой скорости отошел от нас.

И снова фрагмент из солдатской песни:

От порта отшвартовался теплоход,

Он на Кубу нашу братию везет.

До свиданья, до свиданья, отчий край!

О сынах своих ты чаще вспоминай.

За бортом шумит, грохочет океан.

Где-то вдалеке родимый край.

Двадцать дней на теплоходе мы плывем,

Загораем, спим и воду пьем.

На Кубе

С помощью кубинских водителей нас перевезли в Чико, находящийся в 13 километрах от Гаваны. Там, на территории бывшей детской колонии, были построены помещения барачного типа из досок-«горбылей» со щелями. Штаб и офицерский состав располагались в зданиях самой колонии. Все военнослужащие были в гражданской одежде, к офицерам обращались строго по имени-отчеству.

Части назывались «хозяйствами». Наш батальон связи в составе ВВС возглавлял Ушаков, поэтому говорили «хозяйство Ушакова». Рядом располагался полк (тоже связи, но мы насмешливо называли их «пехотой») под командованием Карпова – «хозяйство Карпова». Официально на Кубе не было советских военнослужащих, только «специалисты».
Мы спали на двухъярусных кроватях. Очень мешали комары и лягушки. Лягушки ползали даже по потолку. Если лягушка срывалась и падала на кого-то из солдат, он брал ее и кидал дальше. Попадал в другого, и в казарме начинался «бой» лягушками – поднимался такой шум и гам, что было не до сна.

Во время тревоги солдаты, спавшие на первом ярусе, выскакивали в проходы между кроватями, а со второго – в оконные проемы. Спали мы с автоматами. Ночью повернешься, отдает холодом. Значит, рядом автомат.

Обычно днем бывало чистое и ясное небо, а потом откуда-то набегали небольшие тучи и сразу начинался дождь. Лило, как из ведра! Мы тут же выскакивали, чтобы принять душ под дождем, хотя у нас была развернута своя полевая армейская баня. Свою одежду утром погладишь, а через два часа уже не похоже, что она выглажена – от сильной жары и пота теряла свой вид.

В сентябре 1962 года ночью объявили тревогу. Мы побежали на защиту своего склада боеприпасов и продукции, а он находился через дорогу. Мы бежали, а вдоль дороги свистели пули. Окружили небольшой лесочек, прочесали, но никого не нашли, кроме убитой коровы. Утром разделали ее и поместили в холодильную камеру. Так за ней никто не обратился, мы со временем использовали ее мясо на кухне.

Начался Карибский кризис. 27 октября в небе над кубинским городом Банес советскими войсками ПВО был сбит американский самолет-разведчик U-2. А 2 ноября на Кубу прибыл Председатель Верховного Совета СССР Анастас Иванович Микоян. Нас – хозяйство Ушакова (наш батальон) и хозяйство Карпова (полк связи), а также военный хлебозавод, который дислоцировался рядом, — построили на территории детской колонии. Прочитали послание Никиты Сергеевича Хрущева к президенту США Кеннеди, где было сказано, что на Кубе нет советских войск, а есть советские специалисты, занимающиеся обучением кубинцев. На вопрос: «Как это понимать?», мы получили ответ: «Читайте между строк».

Позднее нам разрешили письма домой, наш адрес был «Москва-400К».

«Далеко от России»

Бороздит корабль морские воды.

Чайки над кормою теплохода.

Далека до Родины дорога.

Кораблей в пути весеннем много.

В путь неблизкий провожать их выйди.

Им простор земли советской виден,

Сквозь туман морей разливы.

До России с Кубы путь не близкий.

От любимой Родины не близко

Остров жаркий на море Карибском.

Здесь нам жить не месяцы, а годы,

Взглядом провожая пароходы.

Нам милей, чем пальмы и мимозы,

Белые российские березы,

Дорогих невест родные руки.

Нам нужны они сейчас в разлуке.

Но мы верим, годы пронесутся,

К матерям домой сыны вернутся.

А пока живут пускай без горя,

Ждут сынов у синей кромки моря.

В путь неблизкий провожать их выйди.

Им простор земли советской виден,

Сквозь туман — морей разливы.

До России с Кубы путь счастливый.

(Песню сочинила группа военнослужащих в Чико.)

Самый счастливый день на Кубе

Для меня это — 28 декабря 1962 года. Прихожу к обеду в казарму и вижу – какой-то человек спит на моей кровати, укрывшись одеялом. Приподнимаю одеяло и глазам своим не верю – это же мой родной брат Анатолий!

А дело было так. Мой брат написал письмо домой и спросил, когда вернулся Саша, то есть, я. Отец ответил, что Саша еще в армии. И адрес у него похожий — Москва-400, только индекс другой.

Хотя отец к тому времени знал, где мы находимся. Из-за того, что от сыновей не приходили письма, а я уже должен был демобилизоваться, он обратился в военкомат. Там его заверили, что сыновья живы-здоровы, выполняют интернациональный долг. Отец поехал в Чебоксары и там поговорил со старым знакомым из КГБ. Тот его успокоил и объяснил, что сыновья на Кубе, выполняют интернациональный долг и скоро должны вернуться.
Анатолий служил возле города Сан-Антонио начальником радиостанции Р-118. И вот, он приехал в Чико на мой день рождения!

О службе

Питание было хорошее. В основном, привозное из Советского Союза. Овощи и фрукты были на столе постоянно, но мы предпочитали свежие, прямо с дерева.

Армейский распорядок соблюдался неукоснительно. В батальоне царила военная дисциплина: караул, дневальные работы в столовой, постоянная уборка территории. Когда мы прибыли на остров, стояли очень жаркие дни. Во время работ по благоустройству территории некоторые солдаты получали солнечный удар. Тогда их переносили в тень, обливали водой, человек приходил в себя и продолжал работать. Также многие болели дизентерией из-за воды и перемены климата.

Нас не учили испанскому языку. Имелись русско-испанские разговорники, но они находились у офицеров. Мы изучали язык самостоятельно – отдельные слова и фразы. Потом, в Советском Союзе, мы с братом какое-то время разговаривали на испанском. Сейчас я уже всё забыл без практики.

Первое время мы видели в небе американские самолеты, но, когда появлялись наши истребители МИГ-21, американцы исчезали.

Когда ходили в караул, получали негласное указание: сначала предупредить голосом, потом произвести выстрел в цель, а потом — два вверх. Все равно после никто не разберется. Чтобы противник не успел выстрелить первым. Так мы потеряли одного товарища — Юрия из Ленинграда. Он был разводящим караула. Ушел из караульной палатки, а когда шел обратно против ветра, то ли он не услышал окрик, то ли караульный не услышал ответ. Его похоронили на кладбище около Чико.

Я в караул практически не ходил, так как служил при штабе, числился писарем, по факту занимался делопроизводством. У меня имелся допуск ко всем секретным документам. Но их было немного, основная информация передавалась устно, чтобы исключить попадание в руки противника.

В зимнее время (с декабря по январь) температура для нас была самая хорошая, 20-25 градусов тепла. Мы, старослужащие, ждали, когда же настанет день приказа о возвращении в СССР.

«Тоска по Родине»

Хотят ли русские домой?

Спроси у них, мой дорогой.

Гладь океанов и морей

И силуэты кораблей,

Всё это русские прошли,

Оставив Родину свою.

И ты поймешь, мой дорогой,

Хотели русские домой.

Не только за свою страну

Мы плыли в эту сторону,

И чтоб кубинские друзья

Могли сказать «спасибо» нам.

Спросите тех, кто ночь не спал,

Кто теплоходы разгружал.

И ты поймешь, мой дорогой,

Хотят ли русские домой.

Да! Мы умеем водку пить,

Умеем и жену любить.

Но здесь сидим, мой дорогой,

Как без одной на мостовой.

Мы можем пить и спирт, и ром,

И Кока-Колу, пиво пьем,

Все вспоминая дом родной.

Хотят ли русские домой?

Да! Мы умеем помогать,

Умеем кризисы решать.

Но все же мы живой народ,

По жилам кровь у нас течет.

Мы вспоминаем дом родной,

Во сне мы видим край родной

И еле сдерживаем вой.

Хотят ли русские домой…

(сочинила группа военнослужащих в Чико)

Об увольнительных

К Новому году нас начали выпускать в Гавану, а также несколько раз организовали выезды на море. Я был в увольнительной два-три раза, после Нового года. В основном, гуляли по Гаване. Разрешили ходить только группами, обычно по пять человек.
Нам очень понравился местный зоопарк. Конечно, впечатлили крокодилы, которых я раньше не видел. Мы не носили головные уборы, потому что обезьяны, которых в зоопарке было много, свободно передвигались по всей территории и срывали у посетителей головные уборы.

Однажды в увольнительной мы зашли в бар. Мой товарищ, Василий Иванович Радинский из города Шахты, заказал бутылку спирта. Мы разлили по целому стакану и выпили. Хозяин бара предложил нам запить Кока-Колой, но мы отказались, так как спирт лучше не запивать. На закуску нам принесли разделанных крабов и порционных лягушек (на Кубе лягушек специально разводили, они были очень большие). Местные в баре смотрели на нас во все глаза. Когда мы хотели расплатиться, хозяин не взял денег, объяснив, что наш приход – лучшая реклама его заведению.

Домой

И вот поступила команда собираться на Родину. 13 марта 1963 года мы погрузились на теплоход «Мария Ульянова». Корабль комфортабельный, хорошие каюты, рестораны превратили в столовые. Но до полуночи мы простояли на рейде. Нам сказали, что по старой традиции моряки 13 числа в море не выходят, поэтому мы отчалили к утру 14 марта.

Когда мы возвращались на «Марии Ульяновой», моряки рассказывали, как наши вывезли американскую боеголовку. По их рассказам, наши поймали боеголовку в районе Гуантанамо, погрузили на наш теплоход и повезли в Россию. Американская разведка это пронюхала. И вот, по пути на Родину, наш корабль заблокировали американские военные корабли. Тогда всплыли наши подводные лодки и американцев как ветром сдуло, и нашему кораблю освободился дальнейший путь.

«Куба, прощай!»

Забыть никогда мы не в силах

Прожитые месяцы здесь.

И если придется, всегда мы поможем

Отстаивать землю и честь.

Прощай, Чико! Прощай, Сантьяго!

Прощай, Гавана, прощай!

Мы отслужили здесь свои годы

И уезжаем в родной край.

А дома нас ждут – не дождутся

Родные, девчонки, друзья.

И стоит нам только вернуться,

Нас встретят, как лучше нельзя.

Нам весело было и будет,

Ведь дома всегда веселей.

Но мы не забудем оставшихся на Кубе

Хороших подруг и друзей.

Мы ждем вас в краю родном.

Скорей возвращайтесь домой

И вспомним былые времена

В кругу друзей за чаркой вина.

(Сочинила группа военнослужащих на борту «Марии Ульяновой»)

Возвращение

«Мария Ульянова» прибыла 29 марта к вечеру и встала на рейд около Балтийска. До берега недалеко, там горят огни и гуляют люди парами и компаниями. И как горько и обидно было, что Родина нас не принимает! Мы простояли так целую ночь. А утром, в сопровождении лоцмана, нас перетащили в Калининград.

Спустили трап. Встречающие военнослужащие выстроились коридором. Затем нас погрузили в черные автомашины, называемые в народе «черным вороном». Перевезли в воинскую часть и разместили в казарме на 3 или 4 этаже. Мы прошли медкомиссию.
31 марта нам вручили документы и выставили за ворота. Мы втроем – Травкин, Курицын и я — добрались до аэропорта. Там купили билеты и полетели маршрутом Калининград–Минск–Москва–Горький. Мы были очень загорелые, в гражданской одежде, а летели из северного региона. Народ интересовался, откуда мы.

Через два дня после прибытия в Горький мы пошли в Сормовский военкомат. Конечно, в гражданской форме, чтобы загаром и военной формой не привлекать внимание. Нас встретил дежурный майор. Когда мы представились, он нас отругал и доложил военкому, что мы в гражданском. Но военком подполковник Алимов пригласил нас в кабинет. Дежурный забрал наши документы, и военком ему сказал: «Пока я с ними беседую, оформите всё. Я знаю, откуда эти ребята прибыли». Потом военком собрал всех работников военкомата, поблагодарил нас за службу в Советской Армии и вручил воинские билеты.

Так закончилась моя почти четырехлетняя служба. А мой брат Анатолий вернулся в декабре 1963 года.

Текст взят с сайта https://cubanos.ru/texts/txt172